- убирали хлеб. Ни на один день, ни на один час, ни на
одну мину-ту мы не забывали твердить: «Покарай, аллах, Гитлера! Дай, аллах,
силы нашим воинам! О аллах, пусть дети наши вернутся живыми и невредимыми!»
Это было нашим намазом и нашим кораном. Наши глаза и сердце были прикованы к
дорогам, по которым ушли вы, а наши руки жали колосья и вязали снопы...
- Саялы внимательно вглядывалась в ставшее чужим, но
родное ей лицо. Когда-то круглое, лицо Саттара еще больше располнело. Его
тонкие, узкие губы были плотно сомкнуты, и казалось, что на этом круглом лице
нет рта, а есть узкая коричневая полоска. По обе стороны нависавшего над этой
полоской клювом коршуна носа почему-то воровато смотрели широко расставленные,
в сетках морщин глаза. Такие глаза не могут смотреть на человека прямо. Такая
фигура, привыкшая всегда покорно изгибаться перед кем-то, страдает от болей в
пояснице.
- — У тебя спина болит, детка?
- — Нет, меме. А что?
- Он сказал «меме» совсем как в детстве. Если бы Саялы
не смотрела в его сторону, то решила бы, что не было вовсе этой разлуки, этой
сорокалетней тоски. Но что поделаешь. Была? Была. Была!
- — А что?
- Саялы забыла, о чем спрашивала. Ее увлек тот родной,
тех счастливых лет голос. «А что?» вернуло к настоящему.
- — Да — проговорила она, как бы очнувшись. Голос ее
был резок.— С согнутой спиной ходишь, вот что! Прежде ты не был таким. Ты был
как тот кипарис, что посадил твой отец. Саттар, не зная, что возразить,
запинаясь, произнес:
- — Это... э-это когда было?
- — Ты прав. Когда было? Кто согнул твою спину, что
согнуло? Саттар?
- — Чужбина.
- — Если бы только она, ты не был бы таким толстым, с
таким упитанным лицом. Ты говоришь, сидишь, стоишь точно покойный
Мухтар эфенди.
- Саттар, сперва вытаращивший глаза на мать, поспешно
провел ладонями по лицу и устремил взгляд к небу:
- — Да успокоит аллах его душу.
- ' Третью ночь Саялы не спала. То задремывала, то
спорила в душе с Саттаром, говорила то, что не решалась сказать: «Почему ты
стал эфенди? К чему это здесь? Как же ты женился и посмел' приехать сюда? Что
будет с Зарри? Все эти годы она была мне поддержкой. Когда я уже не могла
работать в колхозе, она давала мне хлеб, носила воду, стряпала еду. Когда я
стонала: «Сынок, сынок», она говорила: «Джан». Когда я хворала, она была мне
доктором и сиделкой. Она была для меня тобой, Саттар! А для те
бя — верной супругой! Дом, хоть колхоз и помог, она
построила. Что здесь твоего? Ты сюда в гости приехал посмотреть на родные
места, увидеть мать. Не так, как джигиты, спешащие на зов Родины. Теперь для
тебя и родина, и очаг, и мать — деньги...»
Утро дочь Шираслана встретила с открытыми глазами.
При повторном крике петуха она встала, походила по двору и, вернувшись, снова
легла. И опять не могла уснуть. Тогда Саялы направилась доить корову. Зарри
так и не попалась ей на глаза. «Бедное дитя,— думала Саялы,— наверное, от горя
всю ночь промаялась, только к утру и забылась. Пусть спит». Но когда на дворе
неожиданно раздались звуки молитвы, она с досадой подумала: «Жаль, невестка
проснется».
- Намаз Саттар совершал истово, громко распевал
молитву, переливая в горле арабские звуки. Но на этот шум Зарри не вышла, и
Саялы встревожилась: обычно Зарри спала так чутко, что просыпалась, если по
дому бродила даже кошка. Саялы прошла в ее комнату. Постель невестки была
пуста. «Не дай бог над собой что-нибудь сделает»,— со страхом подумала Саялы.
Именно этой ночью, когда гости разошлись и они остались одни, ей все стало
известно о Саттаре.
- А Зарри, как и в первый день, забытая всеми
занималась вместе с невесткой Зульфугара киши уборкой нижних комнат. ,
- Саялы уже привыкла к наряду эфенди и бормотанию
молитв, как привыкла к морщинам, поседевшим усам и бороде сына. Она твердила
себе: «Разве я та же, чтобы и он оставался прежним?» И хотя они были одни,
разговор никак не клеился.
- — Как ты жил в чужих краях один-одинешенек?
- Он ждал этого вопроса. В первую Же ночь он понял,
что Зарри живет в этом доме, где клала голову на одну подушку с прежним
Саттаром, что Зарри следовала за свекровью, состарившейся с мыслью о
единственном сыне. Саттар понимал всю нелепость своего положения. Он считал и
не считал себя виноватым перед Зарри. Об этом он и хотел поговорить с матерью,
но постоянное присутствие в доме посторонних исключало такую возможность.
Теперь мать дала ему ее.
- —Почему один, меме? У меня там семья.
- Понимая, что за сорок лет мужчина мог жениться,
Саялы тем не менее изумилась:
- — У тебя есть семья?
- — Да. И не один день, меме! Один я не смог бы
прожить.—
- И, чтобы смягчить сердце старухи, Саттар добавил: —
У тебя есть двое взрослых внучат. Сына я назвал в, честь отца, дочку — твоим
именем. Хотя в сердце Саялы шевельнулось какое-то теплое чувство, она не
позволила ему обнаружиться:
- — А Зарри? Зарри сорок лет была ребенком для твоей
матери!
- Саттар засуетился:
- — Что мне было делать? Откуда я знал, что она
столько лет